Луна — одна из самых ярких русскоязычных артисток последних лет. Не столько благодаря образу, сколько благодаря звучанию. Оно — достаточно странное для эстрадных поп-звезд и достаточно несложное для более искушенной публики — все равно нашло свои десятки тысяч поклонников, заполняющих залы в городах СНГ.
Но до сих пор Луна многими воспринимается как продюсерский проект. Ни для кого не секрет, что Кристина Бардаш — жена Юрия Бардаша, создателя лейбла Kruzheva и группы «Грибы». Известно, что саунд-продюсингом занимается Саша Волощук, как-то среди прочего приезжавший в Москву диджеить в «Рабице».
Знакомство и начало работы
У Кристины есть хорошая способность — она любой минус может «оседлать», как я это называю. Мы познакомились три года назад. Я тогда приносил раз в месяц в офис лейбла Kruzheva демки, которые там пропадали. Как-то перед Новым годом я ставил музыку. Все в этот момент обсуждали какие-то подарки, никто не слышал даже, что происходит. Но Кристина обратила внимание на один минус, бесцельно собранный убитым дома. Этот минус в итоге стал «Лютиками». Так оно и поехало на энтузиазме двух людей.
Это не было спланированным проектом, когда кто-то решил взять парня, который напишет музыку. Наоборот — никто не собирался ничего делать. Где-то через полгода мы начали плотно работать — она сама сначала не понимала, что происходит. То есть не было решения: «Все, я стану звездой». Любой человек, когда что-то не умеет, но очень хочет, начинает делать, как это у него получается. На тот момент Кристина делала, как у нее получалось.
С одной стороны, была определенная платформа, без которой она бы не стартанула так, как стартанула. Но все равно Луна — это такой инди-проект. Для первого концерта я сам писал пресс-релиз. Барабанщик — один из лучших джазовых музыкантов в Украине и вообще, наверное, в Европе — попал к нам достаточно случайно. Все это — стечение обстоятельств.
Работа с Kruzheva
Есть у лейбла Kruzheva практика — они берут людей, которые обычно этим [написанием музыки] не занимаются, дают им платформу, при этом не особо тратя деньги. Получается взаимовыгодная история. Вся генерирующая работа происходит вне офиса, и всем… [все равно], как она происходит. Пишешь на компе, это популярно — зачем нужно что-то еще.
Как я начал сотрудничать с Kruzheva? Знакомая, которая там работала, попросила что-то ей написать. Референсом была M.I.A., я еще решил, что надо, значит, сделать ситарный семпл. Сначала ответил ей, что не пишу музыку. Она уже раздала деньги на аванс, и ей никто ничего не сделал. Тогда она попросила спасти ее, написать хоть что-то. Я что-то нарезал, как-то оно попало к Юре [Бардашу]. Мне просто предложили писать музыку — и я сказал, что окей, буду приносить вам демки. Это стандартная практика.
На тот момент там уже работал Borys, резидент Closer. Он написал Кристине песню «Луна». Он был единственный, кого я знал, и я спросил — чувак, что вообще происходит? Он говорит — я сам не совсем понимаю, пиши себе музыку, и всё. До этого я очень давно не занимался музыкой и вообще работал в рекламе. Изначально я флейтист, еще диджеил — но я не называю это музыкой в прямом смысле, это даже не композиция.
Потом я написал почти весь альбом «Магниты», кроме «Бутылочки», «Луны» и «Затмения». А потом кто-то предложил сделать концерт. Я когда-то играл на басу. Все это был стихийный процесс — договорились, встретились, где на тот момент жила Кристина, на чердаке. Я — с гитарой, звуковой картой и обычной колонкой, гитарист — мой приятель, и клавишник. Все эти ребята очень любят музыку — и сейчас мы играем вживую, как играем. Но то, что выходит — это на 95% все, что мы делаем вдвоем, с Кристиной. Как начинали, так и сейчас.
«Лютики» — первая песня, с которой началось сотрудничество Саши Волощука и Кристины Бардаш
Метод работы
Я всегда думал — а какая структура работы, как правильно? Нет структуры — бывало, я придумывал минус, присылал, она писала песню, как было с «Огоньком». Или наоборот, но, я как правило, полностью менял гармонию. В песне «Друг», например, вокал остался, каким был, но записанным под другую гармонию. И получился немного странный эффект.
Кристина пишет очень много, я пишу очень много. Мы за эти два с половиной года написали где-то 50 песен — то, что выйдет и не выйдет. Еще один из моих плюсов — я неплохо работаю в экстренных ситуациях. Как выходил «Мальчик, ты снег», мне позвонили и сказали: надо завтра срочно записать трек, свести его и завтра же выпустить.
Параллельно я начал работать с Constantine, который в итоге ушел к Дорну. Что-то у Quest Pistols вышло из того, что я прислал. Был малой Andro, когда я вообще не понимал, что происходит. Если с Кристиной я как будто знаю, что буду делать с вокалом и какую хочу подобрать стилистику, то тут я только шутил, что пишу цыганский R&B; и что это A$AP Цыган. Сам бы я никогда не начал такое делать. Вот это была именно работа — не когда ты горишь, и пофиг, сколько, получишь за это денег, делаешь трек и чувствуешь, что вот он уже готов — а другое чувство, из-за которого люди, любящие музыку, ей не занимаются. Зато я тогда лучше выстроил систему систему работы — условно, это колотый Ableton и колотый семплер.
Популярные песни
Изучал ли я, как написать хит? Да упаси боже. Я просто всю жизнь слушаю музыку. Уже в четыре года знал, что такое Шаде, AC/DC Depeche Mode и Megadeth. В 12-13 — про Oasis, Beastie Boys, Nirvana, The Prodigy и так далее. Мой папа, когда шел пьяный домой, покупал кассеты в переходе — так они ко мне попадали. Разбираюсь в рэпе, джазе, итало-диско, техно, сейчас много слушаю клауд-рэпа.
Есть много вещей простых для понимания, с ровной бочкой — «Бутылочка» или «Free Love». Есть такие, как «Друг» или «Огонек», которые тоже с ровной бочкой и вроде на минимале, но со своей историей. Сначала на них пишут очень критичные отзывы — но проходит полгода, и те песни, которые изначально меньше всего были востребованы, больше нравятся. Так всегда: или ты делаешь что-то простое, понятное и обычное, ты работаешь — и рынок работает. Или ты делаешь что-то не заходящее сразу, но вызывающее резонанс, и постепенно занимаешь нишу. Это не заканчивается на одном или двух альбомах. Люди, которые слушают, уже следят за тобой — это другой уровень общения с ними. Но в это, в общем, заслуга Кристины — потому что если бы ей было, по сути, все равно, то был бы более стандартный проект. Вполне вероятно, она была бы более популярна, и она это четко осознает. Но тут такой момент — ты или честный с собой, или врешь себе, а потом в 50 лет понимаешь, что наделал херни со словом «компромисс».
Работа над разными альбомами
Когда ты два с половиной года одеваешь и режешь голый вокал, лучше понимаешь, что нужно. Я сейчас четко знаю, что выкидывать, как заполнять частотный диапазон, чтобы голос было слышно. Кристина добавляет кучу ревера, и подача у нее пусть улучшилась, но все равно сама манера вокала остается такой, что при большом количестве дорожек все получается размазанным и размытым. Когда включаешь это на громком звуке, всю грязь слышно. Мы научились чистить эту грязь — если убирать целиком, уйдет весь стилек. Поэтому приходится балансировать, чтобы все время было слышно, что там за слова, хотя многие жалуются, что не разбирают их до сих пор.
Есть еще такая проблема — синдром демки. Сейчас будет выходить следующий альбом, и там песням где-то больше года. Они существовали как демки. Приносишь на сведение более чистую версию, более острую, если можно так выразиться, с большим количеством высоких частот — а в высоких частотах правда. И в конечной версии стараешься вытянуть звукорежиссера на верхние частоты — если с ними все будет нормально звучать, то это значит, что на любом звуке все будет пучком. Но нужен постоянный баланс, чтобы не убить весь смысл происходящего. Сейчас его стало попроще искать, потому что все уже чуть-чуть заматерили. Когда мы начинали писать, это было что попало, а сейчас Кристина занимается понимает, как и что она поет. Это больше не поиск, а высказывание.
Мы с Кристиной вообще не спорим. У нас стопроцентное понимание. Она иногда может сказать: «Я хочу, чтобы было вот так» — просто она знает, что я сделаю как надо. Это очень удобно — я так же не лезу в вокал и не говорю ей, чтобы она что-то перепела. Плюс это же не студийная работа, когда я говорю: вот здесь ты должна закричать, тут должна быть драма! Это бред. Каждый шаманит у себя.
Трек, который пишу, могу послушать сто раз раз по кругу. У меня кофе убегает, белье стирается, затопил себя два раза, когда альбом писал. Один раз меня затопили, другой раз я затупил, и вода полилась из ванны. Потом вышедшую музыку уже не слушаю. Меня попросили сейчас минус отправить с первого альбома — а у меня его нет. Я открыл разведенку, нашел, собрал старую — вообще ничего не помню, как я это делал.
Живое исполнение
Выступать с живой группой — это сразу было ее желание. Первый раз она мне позвонила, когда мы еще толком не работали. Я выхожу из леса в Черниговской области, у четыре глаза на голове, а она говорит: «Чувак, концерт в четверг, через четыре дня». Давай, только я не понял ничего, позвоню тебе завтра. До этого я гитару не брал в руки года четыре.
Это тоже спонтанная история — никто не хотел, чтобы ездил такой состав, потому что возить музыкантов — дополнительный кост для тех, кто привозит, а всем пофиг, ты приезжаешь с гитарой или не с гитарой. Нажал «play» — и «Мало половин…», понеслось. Но если ты потихоньку приучаешь людей, то они начинают понимать. А чтобы понять, надо пойти на концерт. Когда то же самое исполняется вживую, кроме секвенции появляется драматургия и естественный человеческий фактор. Моя неточность на басу дает чувство какой-то честности, как у Джей Диллы в битах. Плюс людям нравится, они это воспринимают как зрелище. Это лучше, чем бутафорный движ.
О планах
Я развиваюсь и как музыкант, просто пока ничего не вышло. Сейчас создаю студию, на которой можно было бы писать что угодно. Имея не сногсшибательный гонорар, у тебя есть возможность жить так, чтобы нормально себя чувствовать и делать музыку дальше. Я на все деньги покупаю инструменты. Но для написания песен Луны у меня есть MIDI-клавиатура и комп — и все. Я удалил с компа FIFA, чтоб не играть в нее, а, когда покурю, заниматься все время музыкой. То есть все в комнате сделано на подушке. Оно и слышно. А сейчас я, например, пишу и понимаю, что буду играть вживую и туда добавятся живые барабаны, гитары и так далее — и оно будет звучать убедительно. Сейчас еще саксофонист появился.
У меня много готового, но на все не хватает времени. Тот же Borys начал делать музыку для поп-рынка и параллельно играть диджей-сеты — и все, он перестал писать себе. Надо иметь финансовый запас, чтоб тебя никто не трогал, ты четко знал, что ты хочешь. Вообще, конечно, куча планов — хочу сделать что-то вроде The Prodigy или The Chemical Brothers, электронную музыку для больших площадок с живыми барабанами, но без вокала. Когда уходишь от вокала, сразу исчезает проблема языка и рынка, где это можно представить — можешь поехать с ходу не в Уфу, а в другом направлении.
Наверное, выпущу что-то в сентябре, и тогда же выйдет новая Луна. Кристина с удовольствием бы делала другие проекты. Все в Луну не вложишь — а пишу, я как уже тебе сказал, очень много. Надо все это определять куда-то. Но опять же — вот Дорн сделал лейбл Masterskaya — сколько прошло времени между тем, как он что-то начал и появился этот лейбл? Сейчас мы можем возить с собой музыкантов и делать, что хотим. Мы пришли к такому гонорару, который позволяет содержать движуху, и оправдали целесообразность коллектива в таком составе. Потому что иначе…
Назови 20 поп-артистов — на концертах какого количества из них ты не проблюешься на первой песне? На радио еще так плохо не будет, но когда услышишь вживую — это же просто неуважение. Это не приговор человеку — если он делает музыку в поп-сегменте и она приносит ему деньги, это не значит, что его нужно сжечь на костре. Тебе нужно найти нормального адвоката, то есть качественный современный звук. Я называю это «биток как твой адвокат в суде». Многие не то чтобы хотят делать хреновую музыку — они или не понимают, что есть хреновая и есть хорошая, или всем просто все равно. Люди занимаются музыкой не потому, что они хотят эту музыку делать, а потому, что хотят быть знаменитыми. Это корень проблемы.