Гнев и контроль: Фатима аль-Кадири о «Brute»

Спустя два года после выхода ее дебютного альбома Фатима аль-Кадири вернулась на лейбл Hyperdub с новой работой «Brute». Тематика осталась все той же — тоталитарные режимы, Occupy Wall Street, интерес к саунд-дизайну и сэмплирование консьюмеристской музыки. 

Выросшая в Кувейте и сегодня живущая в Берлине, эта артистка являет собой исключительный пример в современной электронике, поскольку она действует в сферах академической и экспериментальной музыки. Она работает редактором в DIS Magazine, ведет радиоблог Global. Wav, для которого просеивает весь интернет ради самых интригующих, мало кем услышанных, звуков. И вместе с этим она сотрудничает с арт-коллективом Gulf Arab GCC, благодаря чему находится в мире искусства, в котором она (вместе со своей группой) пытается переосмыслить формат выставки. 

Ее первые релизы, вышедшие на лейбла UNO и Fade To Mind представляли собой определенного рода заигрывания грайма с танцевальной музыкой, из чего позднее вышло ее собственное, легко узнаваемое звучание, которое можно услышать на обоих альбомах, вышедших на Hyperdub (а также в рамках проекта Future Brown - группы, в которой она работает совместно с Nguzunguzu и J-Cush).

Подход к звуку у аль-Кадири всегда опирался на контекст и историю, и в «Brute» это заметно особенно ярко: звукозапись и звуковые объекты взаимодействуют на каком-то ином уровне. 

В «Asiatisch» возводится воображаемый Китай, который вырос из собственных представлений аль-Кадири о футуристической эстетике Востока. Но в случае с «Brute» задействовано только настоящее, представляя собой личный критический анализ структур, которые ограничиваются правительством или музыкой. 

Что привело вас к идее, стоящей за «Brute»?

Само слово brute (англ. — скотина, бестия) является своего рода контрапунктом слову головорез, и за последние два года люди в СМИ именно так отзывались о таких людях. Потому я захотела назвать так свою пластинку. Я одновременно ощущаю два разных настроения — гнева и отчаяния. А это такие ощущения, с которыми нельзя взаимодействовать осторожно. Они тебя отчасти поражают. Когда я нахожусь в крайне хрупком психологическом настрое, то всегда сажусь за музыку. Мне кажется, что музыку надо делать именно в таких крайних состояниях, когда тебе хочется ликовать или когда просто хочется все бросить. 

В прошлом году я получила травму колена. В итоге пришлось проваляться в постели целый месяц. Я только и делала, что читала твиттер, и подписалась на кучу активистов. Когда у тебя выдается время и когда тебе не нужно никуда спешить, стоит просто задуматься и разобраться в себе. И для меня такой паузой стала травма колена. Когда я приступила к работе над альбомом, то частично на меня повлияло мое состояние временной нетрудоспособности. 

Я сравниваю запись со случайным потоком новостей, о чем вы говорили только что. Есть в этом пассивном вовлечении в новостной поток что-то странное. 

Ну раньше ты читал газеты и точно таким же образом чувствовал себя беспомощным, понимаете? Я как раз хотела сделать работу о долгом периоде; о хрупком состоянии осознаваемой демократии. 

Демократия подобного типа происходит не из западного мира. Америка всегда в буквальном смысле слова продавала нам землю обетованную. У меня такое ощущение, что мне это было внушено. Мои родители были политическими активистами. Я сама выросла в атмосфере, в которой демократия считалась чем-то вроде Святого Грааля. И только когда я оказалась в Америке, я поняла, что Святой Грааль здесь похож на фальшивое тело инопланетянина, или нечто похожее, лежащее на операционном столе. Это не реальность, это всего лишь идея. 

Очень много вещей было объединено вместе. Я говорю с точки зрения интерсекциональности. Недавно я прочла книгу Мишель Александр «Новый Джим Кроу», в которой мои мысли были зацементированы реальными фактами и цифрами. Например, события, случившиеся в Фергюсоне, как раз про это. Я всего лишь одна из многих, кто записал музыку о предмете протеста. Я не первая, и я не последняя. 

Забавно, как искусство может вызывать в нас подобные чувства. В «Brute» отчетливо ощущается архивная природа. Вы предпринимали какие-то исследования? Или же все получалось спонтанно? 

Я хотела использовать больше аудиосэмплов, но чем больше я это изучала, тем большую неистовость ощущала. 

В тюремном государстве люди фактически заморожены, время там отсутствует
как функция. 

Вы обращали внимание на чувство возбудимости или же на контекст сэмплов? 

Я просто искала то, что меня воодушевит. Преимущественно, это были сэмплы, в которых было что-то разоблачающее. 

А что по поводу названий? Они весьма точны. 

Я думала, что если я дам своим трекам абстрактные названия, то это сделает их более стильными. Но в этом не было необходимости. «Brute» не про фантазии, этот альбом про реальность. Вот почему я считала, что нужны буквальные названия, однозначные слова. Быть может, «Oubliette» и выглядит как что-то иностранное, но самом деле так в Средневековье называли во Франции потайные темницы. Причина, по которой мне так понравилось это слово, заключается в том, что оно состоит из слов «тайна» и «тюрьма». Тюремное государство — это место, в котором люди фактически заморожены, они оказались там, где время отсутствует как функция. 

То есть это не просто физическое место, а скорее психологическое состояние?

Возможно, поэтому так много заключенных в тюрьме обращаются к духовности. Ведь их течение времени утеряло свою функцию. И поиск более высокой власти это как раз может исправить. Ведь мы, люди, так устроены, что должны ценить время. Самое близкое из моих ощущений в этом плане было во время вторжения в Кувейт. Тогда не работали школы, больницы и банки. Ты просыпаешься каждый день и думаешь: «Как мне выжить?» Мне кажется, что люди в таком состоянии знают, как им выжить в рамках определенного набора параметров. 

Во время прослушивания вашего альбома у меня возникало чувство клаустрофобии, которое вызывали все эти звуки попискивающих раций, сирен или даже огрызки вокала. 

Именно этого я и хотела добиться. Я надеюсь, что, прежде чем сыграю в ящик, смогу сделать саундтрек к кино. Звучит, конечно, слащаво, но я хочу создать мир и поместить в него человека. И вот это — самое неприятное. 

Создается такое впечатление, что вы скорее прагматик, а не мечтатель. 

Мне кажется, что многое в моей жизни на самом деле было обусловлено понятием контроля. А контролем я одержима с детства. Вероятно, вы сможете подметить эту тягу к контролю, как только у меня будет чуть больше релизов. 

Вы сможете проложить путь к подобным ощущениям через ваши собственные работы. Мне кажется, что «Brute» сильно завязан на звуке и архитектуре ограниченного пространства. Создается такое ощущение, что синограйм (поджанр грайма) довольно сильно завязан на вашу работу. Есть ли здесь что-то подобное? 

Интересная штука касательно синограйма заключается в том, что он никогда и не создавался, он уже был назван постфактум. Это же придумал Kode9. Мне кажется, что музыка может существовать по-разному, и определена она может быть сильно позже, когда получится собрать и вычленить определенный паттерн. Думаю, что в данном случае упоминание синограйма более чем уместно. 

На обложке вашего альбома вы использовали скульптуру Джоша Клайна с его выставки «Свобода». Я лично видел эту скульптуру в New Museum, и она меня настолько взволновала, что я чуть было ее не купил. 

К той работе я имела отношение. В ролике с Бараком Обамой звучала музыка, которую я написала. Это была версия «Знамени, усыпанного звездами». То есть с этой работой я была знакома еще до того, как ее показали на публике. Я видела ее, когда она экспонировалась в New Museum в мае прошлого года, и я уже месяца два или три работала над альбомом. Когда же я увидела Джоша, то просто сказала ему: «Джош, мне просто необходимо использовать этого телепузика на обложке своего альбома». 

Создается такое впечатление, что каждый аспект этой работы запутан в борьбе между политическими системами и повседневностью. Сами вы как считаете, искусство может быть эффективным в политике и жизни? 

Это сложный вопрос, поскольку я думаю не о том, как искусство будет воспринято, а о том, как оно будет связано с аудиторией. В своей жизни я находилась под влиянием многих работ, и думаю, что это зависит от контакта, доступа и знаний. То, что является самым показательным в любом виде искусства — это его погружение в исторический контекст. Чем больше я узнаю из истории, тем больший смысл для меня обретает все то дерьмо, которое нас окружает. Мы же не существуем в вакууме. Я лишь могу сказать, что на меня искусство влияет, а за остальных утверждать не возьмусь. Да и, видимо, на этот вопрос не существует конкретного ответа.