Плодотворный проект PTU
21 июня 10:36
Казанско-московский техно-дуэт PTU/«ПТУ» уверенно прогремел в музыкальном мире своей пластинкой «Даже сломанные часы правы дважды в день» на лейбле «трип» Нины Кравиц. Теперь за музыкальными достижениями Алины Изоленты и Камиля Еа следят западные СМИ и меломаны со всех концов планеты, Mixmag Russia решил не отставать и расспросить ребят об истоках проекта, особенностях работы над релизами и планах на ближайшее будущее.
Начнем с начала: что являлось предтечей PTU — успешного проекта на сегодняшний день. В чем его истоки?
Алина: Источником всего является энергия, которую ты даже не всегда осознаешь. Работающие проекты рождаются из того, что ты постоянно невольно втягиваешься в творческие события: делаешь мероприятия, концерты в школе, ходишь в кружки — я, например, окончила музыкальную школу по классу скрипки, ходила на акробатику и в художку, потому что просто учебы было мало. А если есть свободный день, мы собирались с друзьями и вместе что-то придумывали. И это идет изнутри, ведь в детстве ты очень открыт, в тебе нет прагматики. А в случае принудиловки ты точно не дойдешь до конца по-настоящему.
Камиль: Алина просто тянулась к интересным ребятам. Она приехала из маленького сибирского города в Казань и дорвалась до того, что ей нужно было — познакомилась с интересными ребятами. Это был я и мои друзья. (смеется) Вот меня выплюнул двор. Я не смог там существовать, хотя меня там не били. Когда мне было 15-16 лет, у нас была жутко модная тусовка в Казани, мы катались на роликах и скейтах на площади Свободы. И вот там были заложены музыкальные знания, которые не были даны в музыкальной школе. Там я впервые увидел портативный проигрыватель компакт-дисков у ребят, которые (о, чудо!) ездили в Штаты. А ведь тогда у нас еще диски не продавались. Я закончил просто удивительную эстрадно-джазовую музыкальную школу имени Олега Лундстрема. Там можно было учиться джазовой импровизации или создать свой коллектив, а вечером, возвращаясь домой, слышать из соседнего класса репетицию металл-группы «Панихида». И это все очень вдохновляло. Еще был клуб, в котором нам было хорошо — он назывался Helicopter. Находился в бывшей столовой при общежитии Казанского Авиационного Института. Раньше там была качалка, потом ребята затащили внутрь половину вертолета, приделали его к стене, и там сначала стояли диджейские вертушки, а потом оттуда управляли световики. В пятницу мы ходили в Helicopter на тематические вечеринки самого разного толка, в субботу посещали хаус-вечеринки в Doctor club, а по воскресеньям заглядывали в клуб, арендовавший помещение у ДК Медицинского работника. Там в углу стоял Pentium-386 с большим ламповым монитором, и с него на чудовищной аудио-cистеме запускали хардкор. И конечно у нас были друзья с невероятными познаниями в музыке — они играли на инструментах, продавали диски в музыкальном киоске имени Элеоноры Беляевой, музыкальных магазинах «Место», Bars Media, «Аленушка». В студенческие годы у нас появился интерес к собирательству железок — советских синтезаторов. Вроде, они были похожи на нормальные инструменты — но нет, они не строили, долго нагревались или резко выключались, вели себя неадекватно, и их потом нельзя было отстроить так же, как хотелось. И вот в этих посиделках тоже крепло увлечение музыкой.

Ковыряться в советских синтезаторах в Казани начала 2000-х — это очень нишевая история, не очень понятая для окружающих.
Камиль: А мы понимали, что мы фрики. Почему у нас такое название — «ПТУ»? В нем отражается наше чувство отчужденности, узкого круга в пределах спального района. Это такое противопоставление тому, что происходило снаружи — мордобои, птушники, срывание сережек вместе с ушами. При этом стоит заметить, что мы не были задротами или ботаниками.
И как вы вышли из своего уютного эскапизма в большой мир?
Камиль: Когда ты знакомишься с другими музыкантами, то тебя приглашают на (о, ужас!) первое выступление. Помню, нас было трое в «ПТУ», мы принесли синтезаторы — «Поливокс» и «Электроника М-35», у меня был старый ноутбук Acer, на котором стоял Fruity Loops, у другого участника тоже был Fruity Loops, и они не были синхронизированы. Как говорится, ничто не предвещало успеха! (смеется)
И каково было осознание первого выступления?
Камиль: После первого выступления я понял главное — нужно глушить звуковое оформление заставки Windows, когда загружаешь компьютер, чтобы не было слышно на танцполе. (смеется)
Алина: А я настолько испугалась, что просто не вышла на сцену. Так сильно билось сердце. Я повесила свои обязанности на Камиля, вышла в зал посмотреть выступление, и даже там мне было страшно. При этом я же не в первый раз на сцену собиралась. Но это было настолько наше личное, самостоятельное, искреннее — не задание в школе, никто нас не просил это делать — поэтому я не справилась с чрезмерным давлением внутри себя. Похоже, я тогда сама не догадывалась, насколько все это было очень важно для меня.
Камиль: Но надо понимать, что у нас была уникальная экосистема — компания 7-10 друзей, которые в общей сложности делали с десяток музыкальных проектов. Дрон-проект, нойз, гитарный, шугейз, техно (это «ПТУ» как раз) и прочие: например, был треш-проект «Потные японки», который просуществовал только одну репетицию. Или еще была группа «Уткофон», состоящая из басиста, барабанщика и гитариста, который не умел играть на гитаре, зато охренительно кричал в микрофон, получалась такая остроумная заводная панкота. Бывало и такое, что на локальном фестивале было заявлено около дюжины групп, и половина из них были наши группы. Это было форменное издевательство над аудиторией, монополия дилетантов, оккупация сцены. (смеется)
Какими были ваши музыкальные ориентиры?
Алина: Недавно мы давали интервью на эту тему и прогнали все, что мы слушали, но в тексте не прозвучала группа Joy Division, хотя мы ее очень много слушали.
Камиль: В наибольшей степени на нас повлияла британская музыка: The Future Sound of London, Underworld, Faithless, Orbital, Massive Attack, Boards of Canada, Radiohead, Aphex Twin.
Алина: И американская тоже.
Камиль: И кстати, русская.
Первые релизы «Гости из будущего»?
Камиль: Не, «Гости из будущего» позднее были. Я про Компаса-Врубеля, кассеты Citadel Records, ранний московский хип-хоп, «Птюч» и все, что с ним было связано. Это вот нашел журнал, шел с ним домой — и не отпускало ощущение, что в руках жемчужина лежала, переливалась. Или настоящим кладом были диски, которые вкладывали в аудиофильские журналы. Например, открывал «Стереоаудио», а там внезапно — сборник с Daft Punk, ранним брит-попом, Genesis и чем угодно.
Алина: Мы же с друзьями параллельно занимались гитарным проектом Love-Fine, поэтому о прослушивании исключительно электроники в тот период сложно говорить. Я точно слушала Алексея Борисова, Брайана Ино, Squarepusher.
Камиль: На нас очень сильно повлияла книга Андрея Горохова «Музпросвет» — главная книга для любого русскоязычного человека, желающего что-то узнать про музыку. В самом начале там история про Ли «Скретч» Перри — меня это сразу потрясло. Или есть рассказ про немецкую группу Einstürzende Neubauten — это индастриал, 1980-е, Берлин, стена. Прежде мы и имен таких не знали. Мы с друзьями повторяли шутки из нее, мы ее просто вызубрили. К Горохову можно относиться с иронией из-за его специфической подачи, но в свое время он открыл нам мощнейший пласт информации. Позднее или тогда же была доступна его музыкальная передача на радио Deutsche Welle.

PTU оказался самым живучим вашим проектом.
Камиль: Сначала нас было трое в нем, потом четверо, снова трое, а затем осталось двое. У нас был свой DIY-лейбл «Как? Так», мы его называли «творческое объединение» и выпускали компакт-диски. Недавно я нашел первый релиз PTU 2006 года, на нем написано, что проект образовался в 2003 году. А значит PTU уже существует 14 лет. Но здесь стоит учитывать годы полного бездействия. Недавно мы с Алиной достали этот проект из полного забвения.
Алина: По сравнению с другими «ПТУ» всегда был плодотворным проектом. Он был спокойнее по отношению к самому себе — не требовательный. Он периодически всплывал, потом уходил в себя, снова появлялся. Мы постоянно занимались еще и другой музыкой и на ней концентрировались.
Значит, у вас никогда не было нормальной работы?
Алина: У меня почти не было.
Камиль: По иронии я обладаю высшим образованием, я не ПТУшник. Я работал юристом.
И когда ты завершил юридическую карьеру?
Камиль: Если ты работаешь юристом, то часто приходится искажать действительность. Это в какой-то степени изматывает.
Алина: На самом деле мы купили инструменты в кредит, и нужно было его выплачивать. Поэтому Камиль пошел работать юристом только из-за музыки и ради нее. Мы не выплатили кредит полностью, но я поняла, что работа его сильно отвлекает.
В России занятие электронной музыкой — это выживание, шаг в финансовую неизвестность. Это ж надо было решиться на него.
Камиль: Если не сделать этот шаг, то выживание и не начнется.
Алина: Этот шаг неизбежно приходится делать, когда ты понимаешь, что музыка получается у тебя лучше, чем хождение в офис. Когда ты занимаешься музыкой — у тебя есть ощущение жизни, а когда делаешь что-то другое — это смерть. И если ты не суицидник, ты просто двигаешься туда, где для тебя есть жизнь. Ты ничего другого выбрать не можешь.
В какой момент PTU вышел на первый план?
Алина: Совсем недавно — начиная с 2013 года. Когда закончился другой проект Love-Fine.
Подбираемся к животрепещущей теме — вашему ЕР «Даже сломанные часы правы дважды в день» на «трипе». Но перед этим — каковы были фидбеки на предыдущие релизы PTU?
Алина: Первые релизы были DIY. В 2009 году вышел диск «Hard Week» на австрийском лейбле Laton. Тот альбом мы записали в 2007 году за неделю, названия треков — это дни недели, в которые каждый из них был придуман. Контактируя с Laton, мы не раз ездили в Австрию, выступали например с Pan Sonic неоднократно, c Алексеем Борисовым в Минске, обрели массу новых знакомств — для нас это тоже фидбек. Мы бессознательно впитывали информацию — какой индустрия должна быть, искали свою самоидентификацию. В 2014 году получился альбом «Here Here» на московском Incompetence Records. После него началось движение — чувство возвращения, свежести. Внутри меня произошли сильные внутренние изменения. Это когда ты забыл все, что было раньше. Оставил в прошлом некоторые моменты внутренного восприятия, вкусовые предпочтения, буквально даже навыки написания музыки, чтобы начать создавать треки по-другому. Неизвестно как, но как-то иначе. В общем, за годы тишины произошла мощнейшая работа над собой — мы с Камилем что-то искали. И это было довольно сложно. В какой-то момент я почувствовала предел накопления и поняла, что трансформация происходила уже сознательно. До этого мне было просто дискомфортно. Но самое главное пришло к нам тогда, когда все ненужное мы оставили позади.
Освободили место внутри.
Алина: Да, и после всего этого нас подписали на «трип», что дает мощнейший фидбек.
И тут извечный шекспировский вопрос — рассылать демо или не рассылать?
Камиль: Мы рассылали. Около пятидесяти писем ушло. Мы отправили демо повсюду, кроме «трипа». (смеется)
Алина: Мы с Ниной не были знакомы. Андрей Ли Obgon показал наш трек Никите Забелину, а он просто повесил пост с ним у себя на стене, наверно Нина его увидела. Доподлинно мы не знаем, как все происходило. Это вообще космическая история: в тот день я праздновала свой день рождения, хотя на самом деле он у меня совершенно в другую дату. Мой выбор дня пал на 4 февраля — и в тот самый вечер нам написала Нина и попросила выслать еще материал.
Камиль: На самом деле, про нас история такая. Джефф Миллз говорил: «Хочешь хороший трек — сделай сто и сто первый будет нормальный». Вот это про меня — я чувствую себя абсолютным ремесленником. Вдохновение? Оно существует где-то между машинальными действиями, между движениями рук. А до этого момента руки надо натренировать, чтобы процесс шел рефлекторно. Сиди и работай. Если ты будешь много работать, то у тебя обязательно все получится.
Алина: Любая работа — это вопрос усидчивости, сосредоточенности и однонаправленности. Особый навык — научиться долгое время направлять свою энергию в одно русло. А потом в один день трек рождается, и тебе кажется, что он сам собой получился, без усилий. Но у этого всегда есть сильная предыстория.
Ваши соцсети пестрят статьями и обзорами от западных СМИ, о вас пишут Resident Advisor и журнал The Wire, премьера трека «Yes» состоялась на сайте британского Mixmag.
Камиль: Это естественная часть индустрии. То есть, я отношусь к этому с рабочим настроем, стараюсь не снижать темпа и не задирать нос.
Алина: Это заставляет работать по-другому. В тот самый период переосмысления я для себя определила, что музыка — это не только сидение за синтезатором, но и полное функционирование в системе. А может я просто почувствовала в этом потребность. Мне захотелось диалога. Ведь диалог — это что? Это обмен. Прежде у меня главенствовала идея, что все должно исходить только из меня, и я должна быть полностью самодостаточной. Я мало контактировала с внешним миром с мыслью, что таким образом я разовьюсь. Это был период глубокого погружения в себя. Но он достиг предела, я поняла, что так ничего не работает. Я переосмыслила понятие самодостаточности. Работает взаимодействие, оно и несет в себе самодостаточность. Именно в нем я становлюсь цельной. Ведь музыка — это абстракция, и человек в этой среде может проявляться по-разному. Кто-то организует вечеринки, кто-то пишет о музыке статьи, кто-то ее создает, кто-то просто играет, кто-то ее слушает. Можно быть меломаном и иметь большую коллекцию пластинок — и люди тебя будут любить именно за это. Я пришла к тому, что мне нужно стать еще кем-то в этой системе. Например, говорящей головой, как сейчас. Стать тем человеком, который берет, и тем человеком, который дает.

Что у вас сейчас в работе?
Камиль: Мы сочиняем музыку и думаем о концептуальном альбоме. Если наш последний релиз на «трипе» был собран из треков, записанных в разное время, и объединен общей идеей постфактум, то сейчас мы хотим сделать альбом изначально единый по задумке.
Есть желание выпуститься на российском лейбле? Например, на Resonance Никиты Забелина?
Камиль: Это не исключено. (улыбается)
Алина: Мы сейчас работаем с «трипом». Нам интересно все, что происходит вокруг него, включая деятельность артистов лейбла.
интервью
4 февраля
Lay-Far: «Самое время начать слушать, а не говорить»